***

Она просыпается постепенно, подспудно, вдыхая душный запах дыма от собственных волос, смешанный с ароматами свежего, сырого летнего леса. И требуется не одна минута, чтобы она поняла, осознала полностью и четко - она дышит.

И следом за этим возвращаются другие чувства и другие осознания. Она лежит на боку на замшелой земле и с хрипом вдыхает, раз за разом, запах сырой земли. Земля под судорожно сжатыми пальцами, земля в ладони. Все материальное, настоящее. Не тронутое ни огнем, ни смертью.

На корне языка - вкус крови. Она, запекшаяся, медленно течет по лицу, скатываясь за землю. Правый глаз пульсирует настойчивой, не утихающей болью, и, когда она пытается проморгаться, перед взглядом мельтешат помехи, похожие на плохо работающий экран телевизора, на котором кто-то стремительно меняет канал за каналом.

Странно.

Ей одновременно боязно и спокойно. Как будто самое страшное из того, что могло случиться, уже произошло, и хуже уже быть не может. И все-таки не бояться невозможно. Мысли путаются, выдавая, вместо воспоминаний, путанные картины - огонь, огонь, снежное марево, снова огонь, и множество смазанных лиц. Она не знает, не понимает ничего. Ни где находится, ни почему это - здесь и сейчас - вообще происходит. Понимает лишь, с удивлением, почти неверием, что слышит собственное дыхание, и чувствует биение собственного пульса.

Она жива.
И она должна жить.

"Иди. Неважно, в каком направлении - ты можешь бежать куда захочешь..."

Дыхание вырывается из нее шумом - и теперь ей совсем не больно подняться. Сначала на локтях, потом неуклюже перевернуться и сесть, ощупав голову и лицо. На правой щеке толстая корка засохшей, запекшейся, и совсем свежей крови.

Вокруг - ни души, ни звука, только безмолвные силуэты лиственных деревьев и заросли папоротника, пышные и зеленые. Она не знает этого леса, но ясно одно - отсюда надо выбираться, надо искать людей, иначе долго она не протянет. Правый глаз - тот, который видит множество странных, нечетких картин - не перестает кровоточить. Офелия судорожно обшаривает карманы, находя несколько деревянных брусков и камней, находя странное электронное устройство, которое, включаясь и загораясь голубым дисплеем, требует пароля, но не обнаруживая ничего, что могло бы с этим помочь. Прислонившись спиной к большому дереву, девушка снимает пиджак и отрывает от белой блузки длинный лоскут, чтобы замотать им голову. Кровотечение не останавливается - она чувствует, как повязка постепенно, очень медленно, становится липкой и тяжелой. Но теперь легче. Теперь она может видеть четко, и понимать, куда идет. Может хотя бы немного привести мысли в порядок и сообразить, как можно идти дальше, не заблудившись.

Она знает, как начертить компас, который укажет путь в любом месте. Она знает, как найти воду, прочитать по самой земле чужие следы, найти тонкую пульсацию духовной жилы под ногами, и вызвать духа-проводника, который, маленьким огоньком, отведет на протоптанную тропу.

И это знание может притупить любой страх неизвестности.

"Иди же!"

Ноги держат плохо, Офелия спотыкается о торчащие из земли узловатые корни, хватается за стволы молодых кедров, обдирая о них ладони, несколько раз падает, но идет вперед, упрямо борясь с головокружением.

Впереди - светлеет.

Она почти может различить опушку и далекие силуэты, несомненно, каких-то строений.

Нужно только идти дальше.

Только идти...

Отредактировано Ophelia Phamrsolone (2021-02-06 22:08:04)

Мягкий женский голос откуда-то со стороны кажется Офелии ирреальным, призрачным, и какие-то мгновения ей кажется, что она вообще ничего не услышала. Этот лес слишком мертв и тих, здесь только редкий ветер шелестит листьями...

Но нет. Это голос.

Силы уходят стремительней, чем за весь этот путь. Облегчение - иррациональное, возможно, но голос значит другого человека - кладет невидимые, тяжелые руки на плечи, призывая затормозить, ее ведет куда-то в сторону, а потом сознание мутнеет. Кажется, она проваливается куда-то, но нет. Чужие руки подхватывают быстро, уверенно, по ощущениям они маленькие и хрупкие, но поразительно сильные.

Несмотря на все это, ответ на заданный вопрос кажется Офелии до странности очевидным: все хорошо. Теперь с ней все хорошо.

Она не отшатывается от чужих прикосновений, но, напротив, тянется к ним - потому что эти, чужие, мягкие руки напоминают о других. У тех тоже было похожее прикосновение. Теплое. Уверенное. Защита и забота. Волшебница пытается разве что чуть-чуть отстраниться, чтобы разглядеть незнакомку помутневшим взглядом, но итоге только тяжело моргает, улавливая только смазанный силуэт чужого лица, светлую кожу и янтарные огоньки глаз, все это в обрамлении мягкого облака локонов.

- Wie heißt... du? - выдавливает Офелия, машинально, не задумываясь, используя родной язык. Слова выходят естественно, но слышатся инородно - она понимает запоздало, что девушка говорила на другом языке. И может ее не понимать, - Кто вы?...

Wer... bin ich?

Но на этот вопрос ни одна из них здесь ни знает ответа.

Ее ведут, аккуратно, сначала из-под сени деревьев, на небольшую прогалину, отделенную от лесного массива заасфальтированной дорогой. К силуэтам зданий, подмеченных раньше, и за то время, пока идут поиски - в пустоте, разрухе, среди обломков чужих жилищ и чужих жизней, Офелия трижды теряет сознание, и трижды почти сразу же выплывает из забытья, некрепко, но отчаянно ухватываясь за нашедшую ее девушку, как за соломинку, как будто это поможет убедиться, что та вообще реальна. Ладонь, левая, с болезненно пульсирующим красным символом, спонтанно натыкается на что-то маленькое и пушистое, и тут же отдергивается - Офелия с запозданием опознает в маленьком комочке котенка. В полубреду она бормочет, перескакивая с немецкого на английский, то бессвязные обрывки фраз, то вопросы - банальные, но как никогда важные. Где они? Что происходит? Почему здесь одни руины?... Но ответов едва ли слышит, потому что мир снова схлопывается, и на этот раз - надолго. Дольше, чем раньше.

Отредактировано Ophelia Phamrsolone (2021-02-07 01:55:55)

Те, кто ушёл, всегда навещают нас во снах живыми. Даже если мы не помним их лиц.

Сон был беспокойный, тяжёлый, временами больше похожий на забытье – в нём места и лица сменяли друг друга так, словно несколько разных, непохожих друг на друга мира, расположились вдоль одной улицы. Большой старый дом в заснеженном лесу, бесконечные стерильные коридоры, библиотеки и аудитории Часовой Башни, витражные розы ледяного дворца; снова Бремен – зимний сад и одинокое надгобье, увитое желтой купальницей; невесомый синий огонь, заполняющий собой горные ложбины и зыбко клубящийся в них. Бескрайняя белизна, оставшаяся от Земли, насколько хватает глаз.

В небе солнце было черным, окруженным пламенем провалом вникуда, и из этой зияющей раны на землю вязко, тягуче, как кровь, лилась расплавленная магма.

Того, кто томился там тысячи лет, больше не было. Его тюрьма была пуста, как и весь тот мир, бесследно сгинувший прахом.

Офелия не знала, сколько времени бесцельно брела в пустоте, слушая только скрип белой пыли под ногами. Но в какой-то момент ощутила, так ясно и сильно, будто кто-то положил на плечо тяжелую, крепкую руку, что за ней наблюдают.

Обернувшись, она увидела в небе радугу. Удивительно яркую и четкую. протянувшуюся от одного конца горизонта в другой.

...И тогда очнулась, чувствуя, за пульсирующей от поврежденных нервов болью в голове, поразительную смесь надежды и покоя.

***

Она снова возвращается из забытья в место незнакомое, но не неприятное. Над головой треснутый в нескольких местах, но все же потолок, сама она - все еще чудовищно слаба, но согрета и устроена с максимально возможным удобством. Рядом, под боком, лежит маленький, тихо урчащий пушистый шарик. Голова, вместо острой боли отзывается на движения лишь легкой болезненной пульсацией. Те магические цепи, которым повезло остаться здоровыми и целыми, уже начали свое дело, напомнив о том, почему даже современный волшебник - чудовищно живуч в сравнении с обычным человеком.

Вереница смазанных лиц и знакомых, но не узнаваемых мест, наконец, отступает, сменяясь всего одним.

- Вы... - Офелия с усилием разлепляет пересохшие губы. Она хочет благодарно улыбнуться, распознавая девушку рядом, прежде всего, тактильно, а потом же визуально, и прикосновение чужих рук к своей ладони - знакомое, успокаивающее... почти родное. Зрение еще плывет, но с каждой секундой все четче, и она уже может выловить из размытого мельтешения красок черты чужого лица, слишком эфирного и неземного, чтобы быть человеческим. И занятно, но как раз это и не вызывает никакого напряжения.

- Вы помогли мне.

Волшебница бормочет слова благодарности, но они путаются в большом смущении, потому что кажутся слишком мелочными. Промаргивается, пытаясь осмотреться по сторонам, не вертя особо головой, но вокруг только тихий, прохладный полумрак незнакомой комнаты, явно совсем недавно знавшей лучшие времена.

- Что это... за место?

Ей все еще сложно соображать - но она отдаленно понимает вопиющую странность того, что находится где-то вообще.

Отредактировано Ophelia Phamrsolone (2021-02-08 23:37:19)

- Фуюки... - звучит знакомо. Чудовищно знакомо, она хорошо знает это название, хотя оно все еще совершенно чуждо. Не может только вспомнить, откуда, и почему в памяти возникает только застарелая душащая паника, чувство запертости в узком, тесном пространстве, и огонь, - Я не понимаю... не помню, как оказалась здесь. Я вообще... мало что помню.

Наверное, это должно быть страшно - почти ничего не помнить, но страх почему-то притуплен и смазан. Волшебница сконфужена, ее память - один сплошной спутанный клубок из лиц, мест и смазанных картин. Она пытается выхватить из них хоть что-то конкретное, раздробить на детали то, что знает точно, но слишком мало способна сказать с уверенностью. И все-таки, Офлии не страшно. Самое страшное - оно где-то позади.

Она помнит свое имя, и его внутреннее звучание тревожно и неприятно. Это имя ломает небо на пылающие трещины и шагает по вечному снегу многомильными шагами, оставляя за спиной выжженую пустошь. Она помнит свои магические знания, встроенные в нервы, как в электронную систему. Помнит четыре языка, на которых способна общаться, откуда родом, помнит фигуры родителей, но не может вспомнить их лиц. Остальное - нити, за которые боязно тянуть. Потяни слишком сильно, и она отзовется треском рвущейся ткани. Может быть, со временем, она сможет распутать этот клубок, и что-то определенно в ней отзовется, если она увидит или услышит что-то знакомое, но пока попытки отзываются только усиливающейся болью в правом виске.

- Глаз, - она не знает, что с ним произошло. Что-то важное - одновременно опасное и страшное, но то, что должно было произойти. Под сомкнутым веком Офелия чувствует несколько острых трещин, и помнит, как сбоило зрение. Ее знаний достаточно, чтобы оценить тяжесть повреждений, которые перетерпели перегруженные магические цепи: несколько сожжено напрочь, несколько повреждено, но они понемногу восстанавливаются. Волшебница осторожно тянет слабую руку к лицу, касаясь новой, шековистой повязки, - Лучше. Уже лучше. Сложно сказать больше, наверное, нужно время.

Ей хочется приподняться и сесть, осмотреть себя лучше, возможно, найти подсказки, которые помогут сложить разрозненные картины в цельную мозаику. Попытка опереться локтем на диван вполне успешна, удается немного подтянуть себя выше на подлокотнике, но большее кажется неразумным. Нужно беречь и копить силы, иначе все потраченные незнакомкой усилия будут впустую.

Кстати о незнакомке - теперь Офелия может разглядеть ее получше. Ее, себя, и помещение, в котором находится. И безмятежно спящего рядом котенка тоже.

- Как... мне вас называть? - требуется немного времени, чтобы сформулировать этот вопрос - простое и прямое "Кто вы?" звучит слишком грубо. Неучтивой быть не хочется, и не только из благодарности к той, кому, возможно, обязана даже жизнью. Офелия знает точно еще одно: девушка перед ней - не человек. Но это не тревожит. Совсем. Лица в памяти - все еще смазанные пятна, но она уверена, что таких лиц, неземных, нечеловечески красивых, она видела уже немало, и очень немногие из них желали ей зла, - Вода... было бы замечательно.